Суверенная вовлеченность

Нормализация отношений между РФ и США в 2009 – первой половине 2010 года сопровождалась позитивными изменениями в области идейных установок, определяющих мыслительное наполнение двусторонних контактов. Концептуальный базис российско-американского взаимодействия в период установочного сближения выступил в роли системного сегмента двусторонних отношений, ориентированного на восстановление смыслового доверия по линии Москва-Вашингтон.

"Перезагрузка" подразумевала под собой не только качественную активизацию диалога по сугубо прикладным направлениям межгосударственного взаимодействия, но и сближение на уровне идеологии.

Следуя тенденциям, сложившимся в отношениях двух держав на протяжении 2000-х годов и характеризовавшимся ростом значимости идеологических постулатов, Вашингтон и Москва строили новый формат связей друг с другом в четких смысловых рамках, задающих общую проекцию их поведения на международной арене. Интеллектуальная маркировка межгосударственного диалога стала одним из ключевых сегментов движения к обоюдному сближению Кремля и Белого дома. Исходным условием для "разрядки" в концептуальной проекции российско-американских связей явилась взаимоприемлемость идейно-теоретических платформ, лежавших в основе внешней политики обоих субъектов.

Россия и Соединенные Штаты подошли к новому этапу двусторонних отношений со сходным видением общего развития международной политики и конгруэнтностью в понимании необходимости восстановления взаимного доверия. Идейный регистр линии поведения держав на мировой арене содержал в себе позитивный импульс, способствующий конструктивной переоценке предметного контента межгосударственного диалога.

Сближение Москвы и Вашингтона проходило в условиях отчетливой "перезагрузки" смыслов. Уникальность ситуации с интеллектуальным сближением по линии РФ-США заключается в том, что впервые в истории их отношений идейно-теоретический выбор двух стран не вносил диссонанс в контакты между ними, а, напротив, содействовал созданию условий для конструктивного партнерства.

В отличие от времен Холодной войны внешнеполитическая идеология нацеливала Москву и Вашингтон не на отдаление, а на сближение. Отношения между державами развивались не вопреки, а благодаря интеллектуальным конструктам, стоящим за их международной активностью.

Идейный базис внешнеполитических доктрин РФ и США оказался концептуальным катализатором процесса последовательного перехода субъектов от недоверия к партнерству. Отсутствие традиционного идеологического размежевания между странами объясняется тем, что с момента начала своей легислатуры администрация Барака Обамы пошла на смену идеологических приоритетов в сфере внешней политики.

В выборе идейно-теоретического и пропагандистского обеспечения своей внешнеполитической доктрины стратеги-международники демократического кабинета (такие как Денис Макдоноу, Бен Родс, Саманта Пауэр, Джеймс Стейнберг) отдали предпочтение платформе "всесторонней вовлеченности".

Устами государственного секретаря Хиллари Клинтон правительство Обамы провозгласило начало "Новой эры вовлеченности" (New Era of Engagement).

Она подразумевает расширение партнерского взаимодействия Соединенных Штатов со странами мира на основе "общих интересов, единых ценностей и взаимного уважения".

Одновременно у Америки сохраняется право на всеобъемлющее и вовлеченное участие в решение ключевых проблем глобальной повестки дня. Главная особенность концепции "всесторонней вовлеченности" в том, что она является не оригинальным продуктом мыслительного производства команды Обамы, а её "умным" заимствованием из интеллектуальной практики администрации Уильяма (Билла) Клинтона. Формируя идеологическое измерение своей внешнеполитической доктрины, действующий демократический кабинет опирался на идейно-теоретические разработки середины 1990-х годов. Тогда правительство Клинтона сформулировало новую "Большую стратегию" США на период после Холодной войны. Общее смысловое содержание этой концепции определили понятия "распространение демократии" и "вовлеченность в процессы строительства демократических институтов в мире и развития рыночной экономики". Авторами данной доктрины, разрабатывавшейся с августа 1993 года, стали советник президента по национальной безопасности Энтони Лейк, а также сотрудники аппарата Совета национальной безопасности (СНБ) и Государственного департамента Джереми Рознер, Леон Фюрт и Джеймс Стейнберг (ныне занимающий позицию первого заместителя государственного секретаря, а тогда возглавлявший Отдел политического планирования Госдепа). В 1995 году она получила предметное закрепление в базовом документе СНБ — "Стратегии национальной безопасности вовлеченности и расширения" (National Security Strategy of Engagement and Enlargement).

Доктрина "вовлеченности" в редакции 1995 года (в её основе лежала формула "активной вовлеченности") определяла в качестве ключевой цели США на мировой арене повсеместное содействие расширению сообщества демократических стран за счёт новых демократий из числа бывших членов Восточного блока, а также поддержку развитию рыночной экономики. Кроме того, данная идейная платформа подразумевала сохранение за Вашингтоном глобального присутствия в международных процессах.

После "холодной", но в то же время достаточно убедительной победы над СССР Америка не возвращалась к изоляционизму и сосредоточенности на внутренних делах, а напротив, сохраняла наступательную, "вовлеченную" линию поведения во внешней среде.

Обращение команды Обамы к смысловым конструктам 1990-х объясняется двумя причинами. Во-первых, действующее американское правительство воспринимает время работы кабинета Билла Клинтона как золотую эру внешней политики США. С 1993 по 2001 год Соединенные Штаты по всем категориям силы (военной, политической, экономической) не имели себе равных в мире.

Америка по праву считалась единственной сверхдержавой. Причем Вашингтон не только безраздельно доминировал на международной арене, но и пользовался безоговорочной поддержкой своих традиционных союзников из числа стран Евро-Атлантики и АТР. Скоординированные действия США и их партнеров позволяли Белому дому принимать любые внешнеполитические решения, в том числе идущие вразрез с мнением остальной части международного сообщества. В понимании администрации Обамы внешняя политика, проводившаяся Вашингтоном при Клинтоне, является эталоном поведения Соединенных Штатов на мировой арене после Холодной войны.

Нынешние хозяева Белого дома ставят своей целью приблизиться к этому идеальному паттерну.

Во-вторых, нельзя забывать, что внешнюю политику Обамы воплощают в жизнь игроки, сделавшие себе имя в 1990-х. Стейнберг, Томас Донилон, Ричард Холбрук, Джордж Митчелл, Деннис Росс, Гэри Сеймур, Сьюзан Райс и др. входили в число ключевых внешнеполитических фигур демократической администрации Клинтона.

Вполне естественно, что в настоящее время им куда проще не изобретать что-то принципиально новое, а оперировать привычными и уже апробированными на практике категориями. Как в области прикладной политики, так и в сфере её идейно-пропагандистского сопровождения.

При этом нельзя сказать, что концептуальная структура эпохи Клинтона была возвращена к жизни администрацией Обамы в своём "первозданном" виде.

Действующий демократический кабинет внес в эту разработку заметные коррективы. Вовлеченность вернулась во внешнеполитическую доктрину США с опорой на суверенитет.

Формально идея суверенитета присутствовала и в оригинальной версии платформы вовлеченности времен Клинтона.

Однако при Обаме она заняла в её общей конструкции одну из ведущих позиций.

Сохраняя за собой возможность прикладного участия во всех вопросах глобальной повестки дня, Вашингтон признал право субъектов системы международных отношений на суверенное позиционирование во внешней среде и самостоятельный выбор модели политического развития.

По словам Обамы, Соединенные Штаты стали заинтересованы в международной системе, основанной на сотрудничестве "при уважении суверенитета всех государств". От навязывания принципов государственного строительства в миссионерском стиле 1990-х годов Белый дом перешел к идее суверенизации межгосударственных отношений.

Подобная смысловая линия находит отражение не только во внешнеполитических выступлениях американского президента, но и в Стратегии национальной безопасности, обнародованной в мае 2010 года и ставшей основополагающим доктринальным документом действующего правительства США. Выбор Белого дома в пользу вовлеченности с опорой на суверенность объясняется существенной трансформацией международной среды 2000-х по сравнению с 1990-ми. В отличие от времени президентства Клинтона, Соединенные Штаты больше не могут позиционировать себя как абсолютного и непререкаемого глобального лидера. США утратили безоговорочное доверие со стороны своих старых союзников по НАТО и системе оборонных договоров в Восточной Азии. А Проводить линию по одностороннему преобразованию внешней среды в духе администрации Джорджа Буша-мл. кабинет Обамы уже не может. Финансово-экономическая мощь Америки заметно ослабла. Мир все более последовательно движется к полицентризму, который из призрачной идеи российской дипломатии второй половины 1990-х годов становится вполне осязаемой реальностью. В этих условиях Вашингтону оказалось куда более выгоднее не бороться с перераспределением власти на мировой арене, а использовать этот процесс в своих целях. Для получения поддержки со стороны новых влиятельных международных игроков администрация Обамы решила не навязывать им американские ценности, а "закрыть глаза" на особенности их политических систем. Таким образом, США намерены обеспечить сохранение за собой статуса единоличного регулятора мировых процессов. Специфика оптимизации неолиберальной концепции вовлеченности под запросы текущей внешнеполитической конъюнктуры заключается в том, что новая редакция идейной платформы 1990-х подразумевает отказ США от "монополии на демократию". Как отмечает Обама, "демократия не может быть навязана извне ни одному государству. Каждое общество должно искать свой собственный путь, и совершенных путей не бывает". Тем самым впервые с момента окончания Холодной войны Вашингтон заговорил о допустимости сосуществования различных моделей демократического устройства, а не только тех, которые утвердились в Соединенных Штатах и Западной Европе. Отказываясь от идеи "навязывания демократии" администрация Обамы признала, что универсальных демократий не существует. Вместо этого Вашингтон поддержал принцип суверенного выбора государствами формулы индивидуального политического развития. Платформа "всесторонней вовлеченности", продвигаемая демократическим правительством США, оказалась в значительной степени созвучной российским разработкам в области идеологического обеспечения национальной внешней политики. Главным смысловым элементом формулы активности во внешней среде, используемой Москвой, является внешнеполитическая составляющая концепции суверенной демократии, которой можно дать определение "идеалистический реализм". Одним из её ведущих разработчиков стал первый заместитель руководителя Администрации президента РФ Владислав Сурков. Эта концепция основана на признании главным звеном системы международной политики сообщества свободных сообществ (суверенных демократий). Отношения внутри такого сообщества в понимании российской стороны могут быть исключительно равноправными и не подразумевающими прямую или скрытую подчиненность одних государств другим. При этом отдельные субъекты сообщества должны располагать свободой выбора формации внутриполитического развития. Фактически Российская идея равенства суверенных возможностей внутри сообщества свободных сообществ не только не противоречит, но и прямо дополняет американский принцип суверенитета как краеугольного камня международного порядка. Идейно-теоретическая модель, продвигаемая Москвой с 2006 года, оказалась предшественницей смысловых структур, актуализированных на берегах Потомака в 2009-м. Причем первоначально задумывавшаяся как альтернатива концепции Мира демократий (Pax Democratica), поддерживаемой США во второй половине 1990 — начале 2000-х годов, платформа "идеалистического реализма" в последующем де-факто стала её логическим продолжением, нашедшим опосредованную поддержку у нового американского руководства. Весьма показательно, что доктрины "идеалистического реализма" и "всеобъемлющей вовлеченности" роднит не только сходство подходов к концептам суверенитет и демократия, но и признание национальных интересов отдельных стран в качестве главного основания