Иващенко Г. В. (Москва) Какие теоретические основы необходимы Концепции национальной безопасности России

29 октября 2002 г. Президент России поставил задачу выработки новой редакции «Концепции национальной безопасности Российской Федерации». Как представляется, в процессе подготовки новой редакции Концепции (далее – КНБ), кроме внесения в ее текст исправлений конкретно-содержательного характера, связанных, например, с практикой применения Вооруженных Сил и т. п., необходимо внести также серьезные изменения в собственно концептуальную (теоретико-методологическую) часть, которая в ныне существующей редакции Концепции не выдерживает даже самой благожелательной критики. Если по ряду конкретных вопросов (направлений) обеспечения безопасности текст современной КНБ имеет ряд несовершенств, наличие которых связано, в частности, с изменением ситуации в России и в мире за время, прошедшее после ее утверждения, то теоретическая база, на которой основываются современная КНБ и дополняющие ее доктринальные документы, страдает явными теоретико-методологическими пороками, заложенными в Концепцию ее разработчиками.

Эта база представляет собой теоретически несостоятельный материал, занесенный в нее из квазинаучных текстов (как отечественных, так и закордонных).

Россия не должна иметь КНБ, в фундаменте которой находится теоретически (а, значит, и практически) негодное основание. Как и всякое строение с негодным фундаментом, Концепция не сможет выполнить предназначенную ей функцию, то есть ту консолидирующую и организующую роль в деле обеспечения безопасности страны, которую она должна и могла бы исполнить.

КНБ, являющаяся политическим документом, не может не иметь теоретических оснований, в качестве которых, как правило, выступают те или иные версии теории безопасности, имеющиеся в науке к моменту создания Концепции.

В данном случае ближайшей базой для выработки теории безопасности большинством исследователей избрана правовая норма (Закон Российской Федерации «О безопасности»), чего делать было нельзя. Более того, многие авторы теоретических работ в области безопасности также базируют свою систему аргументации на положениях указанного закона (юридической нормы).

В силу этого обстоятельства КНБ и другие доктринальные документы Российской Федерации в области обеспечения безопасности базируются на недоразумении, со всеми вытекающими методологическими последствиями, главным из которых является несоответствие основных положений Концепции действительному положению вещей.

Чтобы удостовериться в вышеизложенном, обратимся к некоторым положениям КНБ и закона, на котором она базируется.

1. Под национальной безопасностью Российской Федерации понимается безопасность ее многонационального народа как носителя суверенитета и единственного источника власти в Российской Федерации (преамбула КНБ). В этом положении понятие «национальная безопасность Российской Федерации» определяется с помощью не определенного в тексте КНБ понятия «национальная безопасность ее многонационального народа», то есть, по существу, не определяется никак. Это означает, что основное понятие концепции (которое, кстати, вошло и в заглавие) в ее тексте не определено. Что такое «национальный интерес народа» (пусть и многонационального), также остается не определенным и неясным. Чтобы определить, что есть национальная безопасность Российской Федерации, необходимо уяснить, что есть национальная безопасность вообще, а для этого, в свою очередь, необходимо понять, в чем суть безопасности как таковой. КНБ ответы на эти принципиальнейшие вопросы не дает. Разработчики уклоняются и, тем самым, устраняются от выполнения первоочередной задачи: определиться с понятием, которое лежит в основе концепции и, что главное, в основе явления (безопасности России), концепцию которого они формулируют. Закон «О безопасности», который является квазитеоретической базой КНБ, определяет безопасность как «состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз». Однако понимание национальной безопасности как состояния защищенности национальных интересов от угроз является иллюзорным отражением действительности. «Защищенность» есть термин, свойственный обыденному сознанию, выражающий восприятие ситуации субъектом, эмоциональную ее оценку. Такие оценки характерны, например, для рекламы, направленной на навязывание определенных товаров потребителю путем внедрения этих оценок в массовое сознание (например, жевательная резинка, «защищающая ваши зубы с утра до вечера», предметы личной гигиены, обладатели которых «чувствуют себя защищенными» и т. п.). В рекламе подобные оценки работают. Эмоциональные оценки, лежащие в основании теории, а следовательно, закона и концепции, есть методологический изъян. Неслучайно термин «защищенность» нигде в научной литературе по теории безопасности никем не объяснен и не обоснован (по крайней мере, хотя бы в минимально удовлетворительной степени). Идея безопасности как состояния защищенности интересов не выдерживает критики. Что может иметься в виду под состоянием защищенности интересовсовершенно неясно, и никем не объяснено. Даже если интересы понимать (согласно положениям закона и теории безопасности) как совокупность потребностей, то, в таком случае, как можно объяснить словосочетание «состояние защищенности потребностей»? Как можно защищать потребности? Их, как известно, не защищают, а удовлетворяют. Но в действительности интересы вовсе не являются ни потребностями, ни какими бы то ни было их совокупностями, поэтому данное положение просто не имеет рационального смысла. В законе термин «защищенность» также не обоснован и не объяснен. Тем не менее, вышеприведенное определение было некритически воспринято многими теоретиками как безусловно истинное и положено в основу современных версий теории безопасности, что фактически свело их научную и практическую ценность к исчезающе малой величине. На самом же деле безопасность не есть ни защищенность, ни состояние защищенности. Более того, она вообще не есть чье бы то ни было и какое бы то ни было состояние. 2. Национальные интересы России — это совокупность сбалансированных интересов личности, общества и государства в экономической, внутриполитической, социальной, международной, информационной, военной, пограничной, экологической и других сферах. Они носят долгосрочный характер и определяют основные цели, стратегические и текущие задачи внутренней и внешней политики государства (раздел I КНБ). Неясно, в каком смысле можно понимать национальные интересы России как совокупность сбалансированных интересов личности, общества и государства, если п.1 Статьи 1 Конституции Российской Федерации гласит: «Российская Федерация – Россия есть демократическое федеративное правовое Государство С республиканской формой правления»? Но мало того, что это положение КНБ России, как видно, противоречит Конституции России, так оно еще и неправильно логически. В нем декларируется, что интересы Государства Есть совокупность интересов личности, общества
и … Государства . Логический «скелет» этого суждения таков: целое есть само это целое плюс еще что-то ( а = а + в + с ). Оно составлено с явным нарушением законов элементарной логики, и является неправильным логически (по форме) и ошибочным по содержанию. Оно есть пустая идеологема. Национальные интересы Российской Федерации ни в каком случае не могут быть совокупностью интересов личности, общества и государства , Даже и каким-либо образом (из текста непонятно – каким) «сбалансированных». Данное положение и в этом аспекте также является не более чем идеологемой. 3. Угроза безопасности — совокупность условий и факторов, создающих опасность жизненно важным интересам личности, общества и государства (Ст. 3. закона «О безопасности»). «Угроза», Так же как и «защищенность», – Термин обыденного сознания (эмоциональная оценка), занесенный в науку соответствующими теоретиками (преимущественно закордонными), а оттуда уже проникший в доктринальные документы и в нормативные акты. Более того, в данном контексте слово «угроза» взято не в основном словарном значении, а во втором, – метафорическом. В первом же словарном значении (а также в праве) угроза определяется как «выражение намерения нанести физический, материальный или иной вред (угроза убийством, нанесением тяжких телесных повреждений или поджогом)». Отсюда следует, что угроза – это угроза Чем-либо , а не Чего-либо . Угроза поджогом – это угроза в категориальном смысле слова, а, например, угроза пожара (например, лесного пожара) – это только языковая метафора, ничего больше. Пожар не может угрожать, у него нет намерений, это – явление (стихийное), а не субъект. Как представляется, отличать поджог от пожара, а также и угрозу от просто неблагоприятного условия (или, по крайней мере, опасности его наступления) должна не только юридическая норма, но и теория. Ученые-теоретики же предпочитают вместо категориального смысла Термина Пользоваться метафорическим значением Слова В естественном (в данном случае — русском) языке. Понимая ущербность такой методологической позиции, некоторые исследователи вполне справедливо утверждают, что фетишизация угроз, акцентирование на них как исходном элементе понятия безопасности делает теоретиков, а заодно и всех нас, заложниками этих столь специфично понимаемых угроз. Речь идет, таким образом, о весьма своеобразном мироощущении, когда окружающая действительность воспринимается как комплекс угроз. Это теория устрашенных, «заложников угроз», для которых весь мир и любое его явление – угроза. Текст КНБ буквально наполнен описаниями всевозможных угроз, за которые принимается все, что угодно: от действительно угроз (их, на самом деле, не так уж много) до чуть ли не наличия вечной мерзлоты. Из Концепции (при внимательном ее чтении) следует, что, в конечном счете, интегральной угрозой для России является … сама Россия! КНБ изобилует также метафорами, которым не место в подобном документе: это ведь не очерк, не зарисовка национальной безопасности, а Концепция! Описание социальных и природных явлений в терминах «угроза», «вызов», «защищенность» – это, по сути, квазипсихологическое описание. Угроза, вызов, защищенность или незащищенность есть выраженное в форме чувства-оценки (да при этом еще и посредством метафоры) ощущение, восприятие субъектом условий его существования, условий его деятельности, причем восприятие специфическое. Оно исходит из того, что внешняя среда, в конечном счете, есть комплекс угроз, и ее явления воспринимаются с самого начала и в первую очередь как явные или затаенные угрозы. В основе подобного восприятия лежит, очевидно, некий страх перед самой действительностью. Такой «психологизаторский» подход к проблеме, разумеется, имеет право на существование. Однако он не может являться основанием для теории безопасности как социологической, по своему статусу, теории. Корреляция между объективными условиями и субъективными чувствами-оценками – отдельная важная тема, однако, подытоживая изложенное, можно утверждать, что безопасность и чувство безопасности – далеко не одно ито же, как бесспорно не одно и то же, например, – локоть и чувство локтя. Какие же теоретические основания необходимы сегодня концепции национальной безопасности? Безопасность – социальное явление, поэтому теория безопасности, которая может быть положена в основание КНБ, должна быть выражена социологическим я